М. В. Ломоносов
После организации в 1949 году Восточно Сибирского филиала Академии наук небольшой коллектив Института геологии по-настоящему еще не ощутил почвы под ногами. Да и нелегко было сделать это. Старинный (конечно, по сибирским масштабам) Иркутск уже в конце 30-х — начале 40-х военных лет стал самым или одним из самых «геологических» городов Советского Союза. Во всяком случае число специальных геологических и разведочных организаций да и процент геологов по отношению ко всему населению города был одним из самых высоких в нашей стране. Но это значило, что задачи геологического изучения нашего края, задачи поисков и разведок полезных ископаемых как бы делились между разными коллективами, которые, естественно, специализировались на каком-либо конкретном направлении общей государственной геологической службы, например, на поисках и разведках оловянных месторождений, нерудных ископаемых и т. д. В таких условиях только что организованный Институт геологии должен был найти свое место под солнцем, но не случайное, а отвечавшее потребностям своего времени и места. Он был обязан заняться теоретическими проблемами геологии как институт академический. Возможности и нужды решения геологических задач были в то время, да и сейчас остаются, бескрайними. А тут как раз напомнила о себе земная кора.
В ночь на 5 апреля 1950 г. иркутяне проснулись необычно рано — в третьем часу. Дома вздрогнули, зазвенела посуда. «Опять землетрясение на Байкале»,— решили бывалые иркутяне. Толчок не повторился. Все стихло, и глухая ночь вновь вступила в свои права. И только профессор Андрей Алексеевич Тресков в эту ночь мог чувствовать себя почти именинником. Землетрясения — его специальность, он заведует сейсмической станцией «Иркутск». Сигнализатор был установлен прямо в спальне профессора. Он встает и спешит на улицу. В нескольких шагах от крыльца видимый в темноте силуэт низкого здания, где на специальных фундаментах стоят и пишут на движущейся ленте свои рапорты сейсмографы-самописцы. Иркутская сейсмическая станция, первая в Сибири, уже почти полвека несет службу сейсмического дозора. Чаще всего тревожат ее толчки, идущие из недр под Байкалом. Но сегодня сам Байкал ни при чем. Это было сильное землетрясение с эпицентром на границе Бурятки и Монголии, в верховьях Иркута.
Землетрясение 5 апреля 1950 г. вошло в специальные научные отчеты и каталоги как Мондинское, по названию пограничного поселка Монды. По предварительным сведениям, вскоре подтвержденым на месте, его сила (теперь чаще говорят интенсивность) достигала 9 баллов, что по существующей в науке и технике градации свойственно опустошительным землетрясениям. Всем памятное Ашхабадское землетрясение было именно таким. Ташкентское достигало только 7 баллов.
Институт геологии "направил в район землетрясения небольшую группу сотрудников. В поездке принял участие и А. А. Тресков. На месте был собран важнейший научный материал.
Мондинское землетрясение как бы «открыло» новый сейсмический сезон в Восточной Сибири. Его обследование велось физиками и геологами. Ведь всякое землетрясение — это явление, с одной стороны, физическое, а с другой — геологическое, изучать его нужно всесторонне, о чем мы будем еще говорить ниже. Не менее важно было другое: Мондинское землетрясение навело на мысль, что вся цепь межгорных впадин во главе с Байкалом, пересекающих Восточную Сибирь от Монголии до Южной Якутии, таит в себе угрозу сильных землетрясений, что вся она на протяжении 2000 км сейсмична. Так в Институте геологии сложилось особое научное направление — геолого-геофизическое изучение землетрясений, ставшее одним из самых главных активов этого института, через восемь лет сменившего вывеску и ставшего Институтом земной коры. Да, земная кора стала занимать время и труд целого научного коллектива.
Если изучение землетрясений стало такой важной частью работы Института земной коры, то это не значит, что подобные грозные явления природы изучаются здесь оторвано от других стихийных глубинных сил Земли. Совсем нет. Изучение земной коры и действующих в ней сил ведется здесь, как и в новосибирском Институте геологии и геофизики, по разным направлениям. Но сначала займемся именно землетрясениями, так как в Восточной Сибири ими земная кора довольно часто напоминает о себе. О землетрясениях упоминалось в летописях Иркутска.
Среди всех стихийных сил природы землетрясения возникают особенно внезапно, неожиданно, ничем не обнаруживая своего приближения. Это свойство землетрясений делает их особенно опасными. Они разрушают жилища и другие искусственные сооружения, губят людей и животных, особенно в местах густонаселенных, причем люди становятся жертвами не столько прямых ударов или, скажем, провалов земли, а гибнут под развалинами собственных домов, от пожаров, при выходе из строя электросистем и водопроводов, под горными обвалами, при разрушении рельсовых путей. Энергия землетрясений, выделившаяся в их очагах ка глубине, у земной поверхности переходит в разрушительную работу. Причем тем большую, чем при прочих равных условиях очаг землетрясения находится ближе к земной поверхности. Сила, иначе интенсивность, землетрясений различна, но, судя по историческому опыту, не беспредельна. Существующие шкалы землетрясений строятся, с одной стороны, на данных физики, когда о силе землетрясения судят по ускорению точек земной поверхности (см/с2), а с другой стороны, по внешним проявлениям, так называемым макроэффектам. В Советском Союзе принята 12-балльная шкала MSK-64. Истории известны землетрясения колоссальной силы, но ученые редко решаются причислять их к 12 баллам, когда по существующей характеристике таких толчков «ни одно сооружение человеческих рук не выдерживает». О сильнейших землетрясениях говорят обычно осторожно, что, мол, сила толчков превосходила 11 баллов. Примером может служить Гималайское землетрясение 1950 г. Его энергия равнялась примерно энергии взрыва 100 000 атомных бомб, подобных сброшенной американцами на Хиросиму в 1945 г.
Как всякая другая шкала, шкала землетрясений очень условна: от некоего науке пока неизвестного минимума сила землетрясений на самом деле возрастает и переходит на следующий балл постепенно. В настоящее время в сейсмологии в качестве основной характеристики землетрясения принята так называемая магнитуда (М), введенная американским ученым Рихтером. М — некоторое условное число, пропорциональное логарифму максимального смещения частиц почвы. Определяется в относительных единицах. Максимальное М=9. Энергия землетрясения обозначается буквой Е. Очень распространенное в настоящее время разделение землетрясений по энергетическим классам исходит из определения: энергетический класс K= lg E. В горах Южной Сибири и Северной Монголии только в нашем столетии происходили землетрясения с М=8,5, то есть близкие к теоретическому пределу. Слов нет, уже этот факт не может не производить сильного впечатления.
Главная причина того печального факта, что среди стихийных бедствий землетрясения уносят больше всего человеческих жизней и причиняют наибольшие разрушения, заключается все же не в том, что подземные толчки не оповещают о себе заблаговременно, что они особенно коварны, а в том, что сильнейшие из них охватывают огромные площади, целые густонаселенные районы, как было, например, в Чили в 1960 г., в Южной Италии в 1981 г. и т. д. Любопытно отметить, что по существу все страны высоких древних цивилизаций (в Центральной и Южной Америке, вокруг Средиземного моря, на Ближнем Востоке, в Индии, Китае) были да и остаются, конечно, высокосейсмичными, и сведения о бывших землетрясениях находятся в древнейших письменных памятниках.
Если люди испокон веков страдали от землетрясений, то также из глубины веков идет искусство строительства жилищ, способных, не разрушаясь, выдерживать сильные толчки. Этот пассивный, но пока единственный способ борьбы с землетрясениями, существуя столетия и далее тысячелетия, лишь в последние десятилетия начал себя оправдывать в городских условиях. Воспоминания о катастрофических землетрясениях уже очень давно передавались из поколения в поколение, а случаи забвения прошлого опыта сурово наказывались природой. Бывало, что величественные сооружения, созданные тщеславием владык, недолго переживали их самих. Так была разрушена землетрясением самая грандиозная в мире соборная мечеть Биби-Ханым в Самарканде, построенная Тамерланом в 1399 г. Ныне это одно из чудес архитектуры мусульманского Востока будет реставрироваться с применением новейших материалов и средств, и мы увидим его во всем великолепии. Менее грандиозные архитектурные памятники той же давности, построенные из того же саманного кирпича (сырца), избегли разрушения. Долгий опыт оседлого населения Японии создал наиболее стойкий в условиях этой страны тип жилищ: легкие домики с раздвижными стенками. Возможно, самой стойкой при землетрясениях конструкцией оказались войлочные юрты у кочевников степной Азии, используемые и по сей день, например, в Монголии.
В наше время техника сейсмостойкого строительства достигла высокого уровня и в Советском Союзе, и за рубежом. Еще совсем недавно приезжие спрашивали, почему у нас нет высоких зданий. Но вот в последние годы в Иркутске и на правом, и на левом берегах Ангары были построены дома повышенной этажности. Это стало возможным потому, что появились специальные сейсмостойкие конструкции, и 9 этажей — отнюдь не предел для высоких зданий в Иркутске. Плотина первенца Ангарского каскада ГЭС — Иркутская ГЭС, построена с запасом прочности, рассчитанным на 9 баллов.
Несколько лет тому назад появилась книга С. В. Медведева и Н. В. Шабалина «С землетрясениями можно спорить». Да, можно спорить, но только не в открытом поле, а создавая в прямом смысле слова крепкие оборонительные стены.
Научившись строить сейсмостойкие здания, человек продолжает и у нас, и за рубежом вести исследования, цель которых — научиться предсказывать время и место сильных землетрясений. Это трудная, долгая, но очень важная работа — поле сомнений и надежд, оптимизма и пессимизма. Участвуют в ее разработке, в поисках подходов геологи, физики и геофизики Института земной коры, за плечами которых немалый опыт изучения землетрясений.
Особенно напряженные исследования в этом направлении ведутся в Советском Союзе, США и Японии. Ученые научились не только довольно точно определять местоположение их эпицентров, будь они хоть на дне океана, но и глубину очагов и даже направления сжатия и растяжения в них в момент разрядки напряжений, то есть механизм самого землетрясения. Казалось бы, мы знаем многое. Мы можем еще сопоставить расположение эпицентров любой сейсмической области с ее геологическим строением, с характером поля силы тяжести, магнитным полем, тепловым полем и т. д. Нередко это дает очень ценные указания на приуроченность землетрясения к какой-либо глубинной структуре земной коры. Но несмотря на все это, наука не может ответить прямо, точно и ясно на вопрос, что же такое землетрясение, в чем его причины и сущность. Конечно, можно уверенно считать, что землетрясение — это разрядка напряжений, накопившихся до какой-то критической величины в каком-то объеме земной коры. И только. Правда, можно еще предложить модели происходящей при этом деформации, например, смещение по трещине разлома в вертикальном или ином направлении. Но что происходит в очагах землетрясений на самом деле, мы еще не знаем. До сих пор причина землетрясений — одна из главных тайн земных недр. На этом примере мы еще раз убеждаемся в том, что, увы, жизнь недр нам известна меньше, чем жизнь околоземного космического пространства. А ведь должен же существовать какой-то ритм, какая-то закономерность, еще не схваченная наукой, периодичность или повторяемость сейсмических событий. Пока здесь «темный лес», в этом надо признаться. И невольно вспомним вавилонских жрецов, которые три тысячи лет назад научились безошибочно предсказывать солнечные и лунные затмения.
Совсем недавно мы узнали о новом научно-техническом подвиге нашего времени — мягких посадках советских космических аппаратов «Венера-13» и «Венера-14» на поверхность «Утренней звезды». Весь мир восхищался этим грандиозным успехом космических исследований Советского Союза. При этом сообщалось, что после обработки огромного фактического материала, собранного приборами-автоматами на поверхности Венеры, будут получены некоторые данные и о сейсмичности планеты. С псмощью советского лунохода уже довольно давно выяснилось также, что слабая сейсмическая активность свойственна и нашей ближайшей соседке Луне. Нельзя, таким образом, не видеть огромного разрыва наших знаний о поверхностных проявлениях сейсмичности небесных тел, с одной стороны, и о тех причинах и механизмах, которые «работают» в их недрах, возбуждая сейсмические толчки,— с другой. Этому можно удивляться, по и понять нетрудно, что самые недосягаемые для человека, его машин и приборов области — недра небесных тел. Это они — хранители величайших и сокровеннейших тайн Вселенной.
Если края Ойкумены (вспомните научно-фантастический роман И. А. Ефремова «На краю Ойкумены», то есть на краю обитаемого человеком мира, от греческого слова «ойксс» — дом), как кажется, могут расширяться почти беспредельно и колонизация человеком ближайших тел Солнечной системы вероятна даже в обозримом будущем, то недра планет, наверное, и тогда будут непосредственно недосягаемы из-за господствующих в них огромных давлений и температур.
Из сказанного отнюдь не следует, что остается опустить руки, напротив, изучение землетрясений нужно продолжать и расширять. И хотя самописцы-сейсмографы регистрируют, а также сообщают нам многие важнейшие характеристики землетрясений, находясь в большом удалении от их эпицентров, этим никоим образом нельзя обойтись. Поэтому в настоящее время в сейсмических районах созданы или создаются целые сети сейсмических станций. Одна из них, Прибайкальская, находится в ведении Института земной коры. В стенах этого института ведется и геологическое изучение землетрясений — детальное обследование районов бывших, исторических землетрясений и сейсмических явлений наших дней.
Что говорить, землетрясения — явления природы, от которых, как мы видели, нельзя отмахнуться ни практике, ни теории. В науке нее важность познания этих явлений вытекает из того простого факта, что они — прямой, непосредственный и высоко информативный свидетель, более того, прямое выражение продолжающейся интенсивной жизни глубин нашей планеты, энергетические ресурсы которой кажутся неисчерпаемыми. Хотя они непрерывно растрачиваются в течение 4 млрд. лет! Выходит, что, растрачиваясь, они в какой-то мере возобновляются, как принято думать, за счет радиоактивного распада.
Монголо-Сибирская горная система, как целое, сейсмически активна. Она входит в состав так называемого Трансазиатского сейсмического пояса, который тянется от Малой Азии и Ирана на западе через Среднюю Азию ка восток и юго-восток до Тихого океана. Здесь Трансазиатский сейсмический пояс смыкается с «огненным кольцом* Тихого океана, названным так за многочисленные деятельные вулканические украшающие и устрашающие как островные, так и материковые страны по периферии океана. Огненное кольцо совпадает по местоположению с Тихоокеанским сейсмическим поясом. Мы, жители глубокого континента, находимся в пределах северной ветви Трансазиатского пояса, который называют Монголо-Байкальской сейсмической зоной. В ней, как упоминалось выше, совсем недавно происходили землетрясения колоссальной силы (М>>8), и, следовательно, эта неспокойная земля — своего рода полигон, естественная лаборатория, где в земной коре генерируются сейсмические явления и где, разумеется, их удобно изучать.
Помните, первый звонок, возвестивший наступление нового сейсмического сезона в Восточной Сибири, прозвенел 5 апреля 1950 г.? Что же было дальше?
Прошло семь лет, в течение которых иркутяне нет-нет да и ощущали легкие, 3—5 баллов, толчки, исходившие, как правило, из недр под Южным Байкалом. К ним, что называется, привыкли.
Зимой 1956/57 года в Иркутский университет пришло письмо, в котором Совет по сейсмологии Академии наук запрашивал наше мнение о сейсмичности северной и северо-восточной частей Байкальской горной области. Поводом для этого был новый проект карты сейсмического районирования территории Советского Союза. Такие карты являются важным государственным документом, определяющим степень опасности отдельных районов в отношении сильных землетрясений, а отсюда и степень риска при строительстве новых объектов и населенных пунктов, увеличение ассигнований, необходимых для планирования развития народного хозяйства в районах неспокойной земли. При составлении таких карт издавна используется опыт уже бывших землетрясений, то есть историко-статистический метод. Но вот тут и возникают особые трудности — для многих территорий исторических сведений о землетрясениях очень мало. Так, для Восточной Сибири они восходят не дальше XVIII столетия. В подобных случаях остается обращаться к косвенным свидетельствам возможной сейсмической активности прошлого и настоящего, прежде всего к разнообразным геологическим данным. На картах сейсмического районирования обычно принято показывать районы различной опасности с помощью изосейст, то есть линий, соединяющих точки земной поверхности, где землетрясения имели одинаковую силу. Приблизительный, гипотетический, характер таких построений очевиден, но и полезность их вне всяких сомнений. Что же касается Восточной Сибири, то для больших ее территорий данных о прошлых землетрясениях вообще не было, и существовало мнение, что район к северу и востоку от Байкала в этом смысле благополучен. Но в это время в Иркутском институте геологии составлялась новая схема строения и новейших тектонических движений Байкальской горной области. Ее составители предложили свой вариант, при котором сейсмическая опасность северо-восточной части Байкальской горной области была показана значительно большей, чем в присланной из Москвы проекте карты. Из этого факта как будто ничего не следовало. Проект новой карты сейсмического районирования нашей страны продолжал обсуждаться. И в июне 1957 г. именно в этом диком, почти не населенном и не изученном восточном районе Прибайкалья произошло сильное землетрясение. Случайно ли природа подтвердила тогда наши представления? Да, случайно, и в то же время закономерно. Случайно в той! смысле, что землетрясения происходят во время, которое мы не можем, не умеем предвидеть. Закономерно потому, что когда-нибудь оно должно было произойти именно в этом районе. Дело в том, что Мондинское землетрясение случилось в верховьях Иркута, где находится одна из самых крайних, западных, впадин «байкальского типа» и откуда подобные межгорные впадины тянутся цепью через всю Восточную Сибирь до Южной Якутии. Крупнейшей из них является впадина Байкала, где землетрясения нередки. Восточное продолжение этой цепи замыкается впадинами Муйской, Чарской, Токкинской, имеющих тот же облик и, по всем данным, то же внутреннее строение, как и другие впадины байкальского типа. В то же время мы уже знали, что на всем своем протяжении, на 2000 км, эти впадины имеют примерно одинаковое происхождение и, следовательно, Байкальская система — это единое целое, хотя и внутренне сложное. Ход рассуждений был прост: если землетрясения обычны для среднего, собственно байкальского звена всей системы, если они происходят и на ее западном фланге, где находятся Монды, то Естественно ожидать землетрясений и на восточном фланге. Так оно и случилось и при этом, что называется, незамедлительно. Землетрясение было названо Муйским, так как его эпицентр оказался вблизи Муйской межгорной впадины, в сравнительно небольшой, но геологически подобной остальным, Намаракктской впадине. Для обследования района землетрясения Институт геологии так же, как это было в 1950 г., организовал специальную группу. Она вылетела в Бодайбо, где были получены первые сведения о силе толчков, а затем на катере поднялась почти на 500 км вверх по Витиму с остановками в населенных пунктах, где собирались новые факты. По рассказам местных жителей и разрушениям (главным образом печных труб), становилось ясно, что мы приближались к плейстоцейстовой, т. е. наиболее потрясенной области.
Добравшись до Муйской межгорной впадины, обследовательская группа провела визуальные исследования с самолета, примерно определила по зияющим трещинам в земле район эпицентра и наметила программу наземных исследований. Они были проведены в необходимом объеме в следующем году целой группой работников под руководством В. П. Солоненко. Наблюдались интереснейшие эффекты обвалов, оползней, громадные трещины, сложные деформации водонасыщенных и мерзлых грунтов. Сопоставление сейсмограмм Муйского землетрясения с полевыми наблюдениями привело к выводу, что его интенсивность равнялась 10 баллам. И как счастливо все обошлось: этот далекий край в то время был очень мало населен, а в районе самого эпицентра не было вообще ни одной живой души. Сейчас по нему пролегает трасса БАМа.
Карта сейсмического районирования Восточной Сибири была существенно исправлена, и ни у кого не оставалось сомнений в том, что вся цепь епэдин байкальского типа вместе с их ближайшим горным окружением сейсмична и чревата весьма серьезными сюрпризами. Один из уроков Муйского землетрясения заключался в том, что теперь явилась необходимость учета особых природных условий в том районе Восточной Сибири, где проектировались трасса БАМа и строительство Удоканского медного комбината. Кроме того, было подтверждено казавшееся раньше спорным утверждение В. П. Солоненко о том, что знаменитое Цаганское землетрясение 1862 г. в устье Селенги, когда за одну ночь под воды Байкала опустилась Цаганская степь, погибло много скота и образовался залив Провал, достигало тоже 10 баллов. Теперь всеми признано, что 9—10-балльные землетрясения, случавшиеся в Прибайкалье уже дважды за одно десятилетие, могут повториться и в любом другом месте этого края.
Мы до сих пор не объяснили читателям, что такое впадины «байкальского типа», хотя многие, наверное, догадались, о чем шла речь. Сам Байкал и вмещающая его впадина, конечно, неповторимы, во всяком случае в Евразии (единственная родная сестра Байкала — озеро Танганьика в Восточной Африке — также заполняет глубочайшую впадину). Зато в Прибайкалье немало мест, где горы, как и на Байкале, расступаются, образуя широчайшие долины с плоским дном, орошенным крупными реками. В плане они расположены в виде уже упомянутой цепи, которая в Восточном Прибайкалье раздваивается на две ветви. Все впадины значителько меньшего размера, чем Байкальская, и все они суходольные, вытянутые в длину вдоль горных хребтов, которые подходят к ним вплотную. При этом горы по западному и северному обрамлению впадин, как правило, очень высоки и создают впечатление величественных стен, а по южному и восточному обрамлению они более низки и пологи. Сходство впадин друг с другом очень велико и уже давно обратило на себя внимание. К ним мы будем еще неоднократно возвращаться. Известная многим красивейшая Тункинская «долина» — тоже впадина байкальского типа. Другие — Баргузиыская, Верхнеангарская, Муйская, Чарская, Тонкинская, Моядинская — все очень похожи друг на друга, и как бы скованы воедино высокими сопровождающими и разделяющими их параллельными хребтами. В этой книге мы отведем впадинам байкальского типа особое место, так как теперь они широко известны в мировой науке и не только за то, что одна из них, крупнейшая, занята водами самого глубокого на Земле озера — Байкала.
Через полгода после Муйского землетрясения, то есть в те же пятидесятые годы, произошло еще одно событие, но ка этот раз не в Прибайкалье, а в горах Гобийского Алтая на юге Монголии. О нем мы расскажем особо, так как, несмотря на кратковременность этого землетрясения {3—4 минуты), все связанные с ним обстоятельства, да и само его изучение составили своего рода эпопею в исследованиях Института земной коры. Гоби-Алтайское землетрясение вошло в список так называемых мировых, то есть сильнейших из когда-либо случавшихся в человеческой истории. Им мы займемся в следующей главе.
«Сейсмический сезон» в Восточной Сибири не закончился Муйским землетрясением. В ночь с 29 на 30 августа 1959 г .иркутяне были разбужены сильным толчком. Толчок и колебания земли были необычно сильными даже для, в общем-то, привычных иркутян. На сейсмостанции «Иркутск» сразу началась работа. В эту же ночь было приблизительно рассчитано место эпицентра — это был Байкал. А на рассвете началось обследование построек Иркутска и селений по дороге к Байкалу, показавшее, что многие постройки, особенно старые каменные, получили заметные повреждения: развалились сотни печных труб, в одном месте был поврежден водопровод, зато старые деревянные здания сибирской работы в большинстве отлично выдержали испытание. В Иркутске наибольшей силы толчки достигали в нижней (центральной) части города, то есть на низкой террасе правого берега р. Ангары. В зависимости от местных условий (рельефа, грунта, глубины залегания подземных вод) сила землетрясения в Иркутске колебалась от 5 до 7 баллов. Жертв не было. В Улан-Удэ, то есть по другую сторону Байкала, сила толчка не превосходила 5 баллов.
Через сутки Институт геологии организовал визуальное обследование Байкала с воздуха с помощью гражданской авиации. Но необходимо было собрать подробные сведения на месте. Это землетрясение (позже названное Среднебайкальским), кроме всего прочего, напоминало иркутянам о землетрясении большей силы 11—12 января 1862 г. О нем выше уже говорилось. По сохранившимся описаниям и главному поверхностному результату — образованию в устье Селенги залива Провал площадью до 200 км2, где находились пашни и луга, пять бурятских улусов (человеческих жертв не было) и где погибло более 17 тыс. голов скота, сила его должна была достигать 10 баллов. В Иркутске оно ощущалось, судя по описаниям современников, в 8 баллов. Почти 100 лет отделяли эти два землетрясения. А Байкал теперь словно чуть поспешил отметить круглый юбилей своей «шалости» в дельте Селенги толчком в 9 баллов.
Уже в первых числах сентября на восточный берег Байкала в район эпицентра выехала обследовательская группа. Максимальные разрушения зданий, деформация грунтов, извержения на поверхность жидкой грязи по прямым линиям, намечающим положение на глубине трещин, и многие другие явления, отчетливо свидетельствующие о силе землетрясения в 9 баллов, были найдены к востоку и северо-востоку от залива Провал. Повторное эхолотирование дна Байкала, выполненное Лимнологическим институтом, позволило с большой вероятностью установить изменение глубин дна озера до 9 м.
В течение последующих трех месяцев повторные толчки продолжались. Их было более 700.
Иркутский геологический институт проводил специальные изучения сильных землетрясений уже четвертый раз — после Мондинского, Муйского и Гоби-Алтайского. Был накоплен большой опыт. Геологи и сейсмологи стали работать рука об руку. Складывалось целое научное направление. И теперь уж стало вполне ясно — Байкал, недра под ним служат в Восточной Сибири главным накопителем и растратчиком сейсмической энергии.
Итак, в пятидесятые годы нашего столетия в Восточной Сибири произошло два 9-балльных и одно 10-балльное землетрясение. Но 10 лет — совсем малый срок для наблюдения над землетрясениями в этих краях. Несомненно, подземные толчки ощущались в Прибайкалье с незапамятных времен, а русские поселенцы отмечали-их уже со времени постройки p. XVII веке Иркутского и Баргузинского острогов. В следующем столетии были попытки составлять сводки по здешним землетрясениям и даже регистрировать их с помощью самодельных приборов. В Иркутске такая сводка была составлена С. С. Щукиным в 1862 г. Длительные наблюдения за землетрясениями в Селенгинске и Кяхте вели братья декабристы Н. А. и М. А. Бестужевы, жившие на поселении в Селенгинске и П. А. Кельберг, врач и друг их. Интересно, что Н. А. Бестужев, следуя на место своей вечной ссылки в с. Селенгинск, испытал и описал одно из довольно сильных землетрясений в устье р. Селенги, а уже будучи ка поселении, изобрел и сконструировал остроумный для своего времени прибор для регистрации землетрясений — «сейсмоскоп». Но все же Н. Л. Бсстужев и П. А. Кельберг были только любителями этого дела. Главная роль в обобщении сведений по землетрясениям Сибири (а позже — всей России) принадлежит А. П. Орлову, ученому необычайно широкого научного кругозора, заложившему основы инструментальной сейсмологии. Он предложил оригинальную конструкцию прибора, названного сейсмометрографом, подготовил условия для организации в России, и в частности в Иркутске, постоянной сейсмической службы. После смерти А. П. Орлова в самом конце прошлого столетия сейсмические исследования в Прибайкалье возглавил директор Иркутской магнитно-метеорологической обсерватории А. Б. Вознесенский — энергичный и разносторонний исследователь. Во многом именно его усилиями в 1901 г. в Иркутске была открыта сейсмическая станция, одна из первых в тогдашней России. С этого времени и начались регулярные наблюдения над землетрясениями Прибайкалья.
Начало XX века было периодом бурного роста инструментальной сейсмологии во всем мире и в частности нашей стране. Этот факт непосредственно отражался и на работе Иркутской сейсмической станции. Она неоднократно переоборудовалась новыми приборами. Новые сейсмографы, разработанные Б. Б. Голицыным и совершившие полный переворот в инструментальной сейсмологии, были установлены на Иркутской сейсмической станции в 1912 г.
Такова, так сказать, предыстория сейсмической службы в Восточной Сибири. В последнее время она находится в совместном ведении Академии наук СССР и Министерства геологии. Это целая сеть сейсмических станций с руководящим центром в Институте земной коры.